Проект осуществляется при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ, грант № 11-04-12064в).

3 августа 2013

“The Force, it shall be with thee always, Luke”: «Звездные войны» языком Шекспира

Филадельфийское издательство Quirk Books (совместно с LucasBooks) выпустило стихотворную драму Иэна Дэшера (Ian Doescher), написанную на сюжет первой (по порядку выхода в прокат) части киносаги Джорджа Лукаса — «Звездные войны: Новая надежда». Это не первая драматическая адаптация саги о джедаях и Галактической империи, но впервые она сделана в подражание драмам Шекспира — пятистопным ямбом и на условно «шекспировском» языке.

“The Force, it shall be with thee always, Luke”: «Звездные войны» языком Шекспира

«Истинно, новая надежда» (Verily: a New Hope) «вдохновлена трудами Джорджа Лукаса и Уильяма Шекспира», как признается сам автор на титульном листе. В пьесе действуют знакомые всем герои, от Люка Скайуокера и принцессы Леи до Джаббы Хатта и Гридо, в пятистопный ямб уложена не только «инопланетная» речь Джаббы и аборигенов Татуина, но даже голосовые сигналы R2D2:

— Beep, meep, beep, squeak, beep, beep, beep, meep, beep, whee!

Нет никаких изменений и в фабуле пьесы: она «немного предсказуемо» завершается разрушением первой «Звезды смерти». Зачем же автор сочинил эту «трагикомедию» (как он сам классифицирует ее, используя традиционную для шекспироведения жанровую схему), уложив ее в целых 3076 строк, что, по его подсчетам, «средний результат» для шекспировской пьесы?

Начнем с конца, точнее, с краткого послесловия, которым завершается книга Дэшера. Автор утверждает, что между пьесами Шекспира и фильмами Лукаса существует особая связь. Он ссылается на труды американского мифолога Джозефа Кэмбелла (Joseph Campbell), прежде всего на его фундаментальное исследование героической мифологии «Герой с тысячью лицами». Сам Лукас неоднократно признавал, что без книг Кэмбелла не появились бы на свет «Звездные войны». Среди типов героев у Кэмбелла появляются и шекспировские персонажи, встраиваясь вместе со всей елизаветинской театральной традицией в рамки древней мифической схемы. «Я изменял сценарии (своих фильмов)… по мере того, как узнавал больше о классических мотивах…» — цитирует режиссера Дэшер.

Доказывая свою мысль, Дэшер приводит параллели между фильмом Лукаса, традиционными архетипическими ситуациями и коллизиями шекспировских пьес: в отношениях Оби-Вана Кеноби и Люка, Гамлета и его отца виден сюжет о мщении за отца, ситхи напоминают шекспировских злодеев (Ричарда III или Эдмунда из «Короля Лира»), Боба Фетт — профессиональных убийц из исторических драм.

Не проще ли было тогда изложить шекспировские пьесы языком «Звездных войн», если автор хотел показать их глубинное родство? Нет, замысел Дэшера иной — он хочет привести читателя к Шекспиру как менее понятному через кинотекст, который современный человек узнает в более раннем возрасте. При этом текст должен быть узнаваемо «шекспировским», даже слишком шекспировским — Дэшер отказывается от лишнего слога в конце строк (только чистый пятистопный ямб!) Переполненность его строк шекспировскими аллюзиями и цитатами иногда напоминает пастиш и становится двусмысленной: вот Люк обращается к восставшим на Йавине IV:

— Friends, rebels, starfighters, lend me your ears!

Или вдруг заговаривает словами Ромео в сцене погони за «Тысячелетним соколом»:

— What light through yonder flashing sensor breaks?

Призрак Оби-Вана заклинает Люка «помнить о нем»:

— Remember me, O Luke, remember me!

С-3PO рассказывает о внезапной атаке на корабль принцессы Леи в первом акте пьесы:

Now is the summer of our happiness
Made winter by this sudden, fierce attack!

Впрочем, Дэшер и сам не скрывает этих аллюзий: на промо-сайте книги он разместил «Пособие для учителей» (William Shakespeare‘s Star Wars Educators’ Guide), в котором приводит не один их десяток, вместе с «необходимыми сведениями» о просодии, ремарках и структуре шекспировской драмы.

Дэшера мало заботят дополнительные смыслы, которые в его пьесе создает переизбыток интертекстуальности — слова Макбета переходят в речь Хана Соло, Гранд-Мофф Таркин цитирует «Юлия Цезаря», Люк входит со шлемом убитого им штурмовика, размышляя о бренности, а Хору, который комментирует то, что возможно воплотить только на киноэкране, достается понемногу из почти каждой пьесы. Трудно скрыть неуместную улыбку, читая, как принцесса Лея оплакивает погибший Альдераан в песне с рефреном “nonny”, “sing hey and lack-a-day”.

Но если представить себе, что читателем книги может стать школьник, продирающийся через строки «трудного Шекспира», возможно, метод Дэшера в чем-то оправдывает себя. Если шекспировский язык жив настолько, что им можно легко переложить произведение, созданное столетия спустя, значит, современная культура остается «шекспировской». Герои Лукаса могут предстать перед нами несколько в ином свете, если начнут рассказывать о себе на языке Шекспира.

Особенно удачен в этом отношении (и это предсказуемо) Хан Соло с его монологом “My own existence is a paradox… I would be better than it seems I am // If ever I transcend the man I was…” Видимо, устав от ритмичного ямбического писка R2D2, Дэшер дает ему несколько реплик «в сторону» и целый монолог, в котором дроид признается, что умеет говорить, но ему проще общаться сигналами, чтобы никто не мешал воплощению его планов. От потенциальных последствий такого откровения становится слегка не по себе: так вот он, настоящий лидер Альянса? Но нельзя не понять, что обоих дроидов очеловечивает именно мир шекспировского текста: C-3PO приобретает черты напыщенного и рассеянного педанта вроде Хью Эванса или Олоферна, а R2D2 начинает напоминать Эдгара, скрывающегося под маской сумасшедшего:

Around both humans and the droids I must
Be seen to make such errant beeps and squeaks
That they shall think me simple…

Если миры Шекспира и Лукаса постоянно пересекаются, неудивительно и то, что современные режиссеры будут вносить элементы «далекой галактики» в свои шекспировские постановки — например, как это сделал Кеннет Брана в «Генрихе V», когда перед первым появлением короля в кадре видна его тень в шлеме и длинном черном плаще (см. статью Йорга Хельбига о «кинематографической интертекстуальности»).

В апреле 1967 г. ученый Роберт Эттингер предрекал на страницах журнала «Футурист», что через несколько столетий «Шекспир будет интересовать нас не более, чем хрюканье свиньи в грязи… Его труды будут казаться не только слабыми с интеллектуальной точки зрения и написанными жалким и невнятным языком, но и сами интересовавшие его проблемы станут… не более чем историческими курьезами». Основатель крионики надеялся на скорейшее усовершенствование человечества, но — хотя столетия еще не прошли — скорее всего, оказался неправ. «Невнятный и жалкий» (vague and puny a language) продолжает жить, проникая в новые культурные пространства, где встречается со своими двойными и даже (как видно из примера с Генрихом V) тройными отражениями.


См. также:

В. С. Макаров

Изображение: Quirk Books

Vladimir MakarovonСовременники Шекспира